23.03.2018 18:09:57 (GMT+12)
Это припев песни Сергея Боровкова, камчатского журналиста и барда, а ныне – барда и автора киносценариев из Санкт-Петербурга. Насколько я знаю, у этих стихов Сергея, которые затем стали песней (ссылка на его песни – https://soundcloud.com/user-66108454), есть своя предыстория, о которой я попросила рассказать автора.
Журналисты из газеты «Камчатская правда», супруги Светлана Стефанова и Павел Мамась, с 60-х годов собирали в тетрадь всякие перлы из газет. Попала туда и заметка о буднях оленеводов: как живут, как перевыполняют соцобязательства, как растят оленей, а потом их гонят на забой. В преисполненном социалистическим пафосом тексте была и такая фраза «… олени весело бежали на забой».
«Лучшие строчки из этой тетрадки стали легендарными, – вспоминает Сергей Боровков, – их при случае пересказывали новичкам вроде нас. Я с годами подзабыл это, а через 20 лет вдруг вспомнил, и на эти 5 слов сразу нарисовалась мелодия припева:
«О-ё-ё-ёй, о-ё-ё-ёй!
Олени весело бежали на забой…»
Есть в этой песне и такие строки:
«И вот я выполз у села Седанка,
А там и пьянка, и перебранка.
И лопотала бредни чужестранка,
Что собирала северный фольклор.
А я жалел, что это не Аянка,
Где б мне налили джин ли, мухомор...»
«Теперь по цитате, – пишет Сергей Боровков. – Последняя строчка явно не удачная, я хотел ее сделать поточнее – «Где б мне смешали с джином мухомор». Но как-то забыл, потом так спел и спустя время понял свою ошибку. И было уже поздно. Теперь далеко не все на слух понимают, что я там пою. Неуклюжая строчка, признаюсь».
Что ж, будем петь «где б мне смешали с джином мухомор»! Привет-привет Сергею Боровкову и его супруге Ольге Павловой!
Пенжинский район – самый северный на Камчатке. А село Аянка, которая упоминается в песне, – самое северное село Пенжинского района, получается, что севернее некуда, дальше уже Чукотка.
И в Аянке, и в Манилах, и в Слаутном в начале ноября, накануне дня Великой Октябрьской социалистической революции, в то время торжественно отмечаемого, начинался забой оленей – чтобы к празднику 7 ноября оленина была на прилавках всех пенжинских и петропавловских магазинов.
«Олени весело бежали на забой», их подгоняли к коралям (местам забоя), и в каждом оленеводческом колхозе-совхозе забивалось более 5 тысяч голов.
Надо сказать, что основным занятием большинства жителей района было оленеводство. Старожилы рассказывали, что в 50-е годы в Манилах процветал рыболовецкий колхоз с большим флотом малых сейнеров, МРС, добывавших сельдь. Этот промысел приносил солидный доход, на который позарились соседи с Чукотки. Кто-то наверху счел, что так будет лучше, флот передали Магадану, а рыболовецкий колхоз стал оленеводческим совхозом, которым руководил Новиков, а потом Гридин, или наоборот.
Кроме оленей в совхозе был отличный коровник, большой птичник, в Манилах всегда можно было купить в магазине свежие яйца, курятину и молоко.
В моем семейном альбоме того времени, я с родителями тогда жила в Манилах, есть несколько фотографий знакомых, не могу их смотреть спокойно. Для этих теть и дядь, как я их тогда называла, забой был кровавым, но праздником. Они фотографировались с головами мертвых оленей, на фоне оленьих туш.
Был забой праздником и для чиновников, знавших толк в камчатских деликатесах. Самое вкусное у оленей – это языки. Во время забоя оленьи языки доставались начальству, самому разному по рангу. И до магазинов языки уже не доходили. В то время была популярной фраза: «Нынче оленей пригнали без языков».
Самые большие и красивые оленьи рога народ разбирал для сувениров, их обматывали бинтами, чтобы не поломались, и в качестве подарков увозили в «город», как тогда назывался Петропавловск-Камчатский, или на «материк». Остальные рога так и валялись в тундре возле коралей.
Со шкурами была особая проблема. Если бы речь шла о забое двух-трех оленей, коряки-пастухи обработали их, и сшили бы одежду, спальник-кукуль, пустили на утепление жилища, подушку в нартах. А тут – тысячи шкур! Для них строили навесы, склады, ими пытались утеплять теплотрассы… Большая часть шкур сгнивала.
Вывозить в Палану и Петропавловск было дорого, да и возможности местных цехов по пошиву национальной одежды и сувенирной фабрики были невелики. А ведь из оленьей шкуры получается прекрасная, красивая, мягкая замша.
«Иду по тундре, а за мною птица:
Не то синица, не то орлица.
Я б угостил ее кусочком пиццы,
Но только пиццу здесь не подают...
И мне осталось разве что забыться
Тревожным сном под брюхом каюю.
И очень жалко, что не только пиццу,
Но и портвейна здесь не подают»
(Сергей Боровков, «Олени весело бежали на забой»)
Чья душа не дрогнет от такой картинки – стакан молока, половина лука хлеб, и кусок колбасы, «Краковской» или «Любительской», «Докторской», «Одесской»... Или же более современный вариант – пицца с колбасой и томатами, сыром и грибами…
Для меня самая лучшая колбаса – «Андрющевка». Не знаете такую?
Манилы были центральной усадьбой совхоза, и центром Пенжинского рыбкоопа, здесь располагалась и его контора, и многочисленные склады. Руководил тогда Пенжинским рыбкоопом Александр Иванович Андрющенко (надеюсь, что правильно вспомнила имя и отчество). Думаю, что в наше время он был бы успешным предпринимателем.
Чем занимался рыбкооп? Заказывал из областного центра, получал, хранил на складах и обеспечивал весь район продуктами и промышленными товарами. Товары привозили пароходы, а к Новому году – яблоки и мандарины для детей, на самолетах. Но морская навигация это половина дела, надо было еще обеспечить всем необходимым села района: Аянку, Слаутное, Таловку, Каменское, Оклан, Парень. Делали это летом по «большой воде», на баржах, а зимой на тракторах.
Главное событие было в начале лета, когда начиналась навигация. Приходил «пьяный пароход» со спиртным и продуктами, следом – с промышленными товарами и топливом.
Второе, не менее ожидаемое действо – забой оленей в ноябре. Оленины было столько, что ее вывозили в Петропавловск самолетами, и тракторами в соседние районы.
Но самолетами и тракторами оленину не навозишься, дорогое удовольствие. И тогда руководство рыбкоопа придумало, как решить вопрос с излишками оленины и свинины – делать колбасу. Нашли помещение для пищевого цеха при Манильском (Пенжинском) рыбкоопе. Завезли нехитрое оборудование, и стали делать колбасу. Скорее всего, у колбасы было какое-то стандартное название по ГОСТу, но местные жители сразу же назвали ее «Андрющевка».
Вкус у этой колбасы был первоклассный. Те, кто пробовал самодельную оленью колбасу, согласятся, что олений фарш лучше куска оленины. Оленье мясо – волокнистое и довольно сухое, это не лосятина. А вот колбаса из оленины отменная.
«Андрющевка» была нарасхват и сразу затмила скукоженную колбасу с материка, которая была изрядного возраста, тверда и неприступна для зубов и кошелька.
Загвоздка была только в одном – оленья колбаса получалась серая, что вполне объяснимо, ведь изготавливали ее только из мяса с солью и черным перцем. Никаких красителей, добавок и ароматизаторов. Их попросту забыли заказать на «материке».
Колбаса – колбасой, на этом пищевой цех не остановился, там стали делать еще вино то ли из голубики, то ли из жимолости. По малости лет вино я это не пробовала, а взрослые его нахваливали.
Колбасное и винное изобилие продлилось недолго. Следующим летом на пароходе прибыли всяческие пищевые добавки для колбасы, отчего она стала красной и уже не такой вкусной.
А вслед за этими самыми добавками из Петропавловска прилетел проверяющий. Местное начальство умасливало его, как могло, угощало оленьими языками. Но ревизор из областного центра, наверное, был вегетарианцем. Оленьи языки не помогли. Проверяющий нашел какие-то нарушения и закрыл пищевой цех.
Ирина ОСНАЧ.
Журналисты из газеты «Камчатская правда», супруги Светлана Стефанова и Павел Мамась, с 60-х годов собирали в тетрадь всякие перлы из газет. Попала туда и заметка о буднях оленеводов: как живут, как перевыполняют соцобязательства, как растят оленей, а потом их гонят на забой. В преисполненном социалистическим пафосом тексте была и такая фраза «… олени весело бежали на забой».
«Лучшие строчки из этой тетрадки стали легендарными, – вспоминает Сергей Боровков, – их при случае пересказывали новичкам вроде нас. Я с годами подзабыл это, а через 20 лет вдруг вспомнил, и на эти 5 слов сразу нарисовалась мелодия припева:
«О-ё-ё-ёй, о-ё-ё-ёй!
Олени весело бежали на забой…»
Есть в этой песне и такие строки:
«И вот я выполз у села Седанка,
А там и пьянка, и перебранка.
И лопотала бредни чужестранка,
Что собирала северный фольклор.
А я жалел, что это не Аянка,
Где б мне налили джин ли, мухомор...»
«Теперь по цитате, – пишет Сергей Боровков. – Последняя строчка явно не удачная, я хотел ее сделать поточнее – «Где б мне смешали с джином мухомор». Но как-то забыл, потом так спел и спустя время понял свою ошибку. И было уже поздно. Теперь далеко не все на слух понимают, что я там пою. Неуклюжая строчка, признаюсь».
Что ж, будем петь «где б мне смешали с джином мухомор»! Привет-привет Сергею Боровкову и его супруге Ольге Павловой!
Пенжинский район – самый северный на Камчатке. А село Аянка, которая упоминается в песне, – самое северное село Пенжинского района, получается, что севернее некуда, дальше уже Чукотка.
И в Аянке, и в Манилах, и в Слаутном в начале ноября, накануне дня Великой Октябрьской социалистической революции, в то время торжественно отмечаемого, начинался забой оленей – чтобы к празднику 7 ноября оленина была на прилавках всех пенжинских и петропавловских магазинов.
«Олени весело бежали на забой», их подгоняли к коралям (местам забоя), и в каждом оленеводческом колхозе-совхозе забивалось более 5 тысяч голов.
Надо сказать, что основным занятием большинства жителей района было оленеводство. Старожилы рассказывали, что в 50-е годы в Манилах процветал рыболовецкий колхоз с большим флотом малых сейнеров, МРС, добывавших сельдь. Этот промысел приносил солидный доход, на который позарились соседи с Чукотки. Кто-то наверху счел, что так будет лучше, флот передали Магадану, а рыболовецкий колхоз стал оленеводческим совхозом, которым руководил Новиков, а потом Гридин, или наоборот.
Кроме оленей в совхозе был отличный коровник, большой птичник, в Манилах всегда можно было купить в магазине свежие яйца, курятину и молоко.
В моем семейном альбоме того времени, я с родителями тогда жила в Манилах, есть несколько фотографий знакомых, не могу их смотреть спокойно. Для этих теть и дядь, как я их тогда называла, забой был кровавым, но праздником. Они фотографировались с головами мертвых оленей, на фоне оленьих туш.
Был забой праздником и для чиновников, знавших толк в камчатских деликатесах. Самое вкусное у оленей – это языки. Во время забоя оленьи языки доставались начальству, самому разному по рангу. И до магазинов языки уже не доходили. В то время была популярной фраза: «Нынче оленей пригнали без языков».
Самые большие и красивые оленьи рога народ разбирал для сувениров, их обматывали бинтами, чтобы не поломались, и в качестве подарков увозили в «город», как тогда назывался Петропавловск-Камчатский, или на «материк». Остальные рога так и валялись в тундре возле коралей.
Со шкурами была особая проблема. Если бы речь шла о забое двух-трех оленей, коряки-пастухи обработали их, и сшили бы одежду, спальник-кукуль, пустили на утепление жилища, подушку в нартах. А тут – тысячи шкур! Для них строили навесы, склады, ими пытались утеплять теплотрассы… Большая часть шкур сгнивала.
Вывозить в Палану и Петропавловск было дорого, да и возможности местных цехов по пошиву национальной одежды и сувенирной фабрики были невелики. А ведь из оленьей шкуры получается прекрасная, красивая, мягкая замша.
«Иду по тундре, а за мною птица:
Не то синица, не то орлица.
Я б угостил ее кусочком пиццы,
Но только пиццу здесь не подают...
И мне осталось разве что забыться
Тревожным сном под брюхом каюю.
И очень жалко, что не только пиццу,
Но и портвейна здесь не подают»
(Сергей Боровков, «Олени весело бежали на забой»)
Чья душа не дрогнет от такой картинки – стакан молока, половина лука хлеб, и кусок колбасы, «Краковской» или «Любительской», «Докторской», «Одесской»... Или же более современный вариант – пицца с колбасой и томатами, сыром и грибами…
Для меня самая лучшая колбаса – «Андрющевка». Не знаете такую?
Манилы были центральной усадьбой совхоза, и центром Пенжинского рыбкоопа, здесь располагалась и его контора, и многочисленные склады. Руководил тогда Пенжинским рыбкоопом Александр Иванович Андрющенко (надеюсь, что правильно вспомнила имя и отчество). Думаю, что в наше время он был бы успешным предпринимателем.
Чем занимался рыбкооп? Заказывал из областного центра, получал, хранил на складах и обеспечивал весь район продуктами и промышленными товарами. Товары привозили пароходы, а к Новому году – яблоки и мандарины для детей, на самолетах. Но морская навигация это половина дела, надо было еще обеспечить всем необходимым села района: Аянку, Слаутное, Таловку, Каменское, Оклан, Парень. Делали это летом по «большой воде», на баржах, а зимой на тракторах.
Главное событие было в начале лета, когда начиналась навигация. Приходил «пьяный пароход» со спиртным и продуктами, следом – с промышленными товарами и топливом.
Второе, не менее ожидаемое действо – забой оленей в ноябре. Оленины было столько, что ее вывозили в Петропавловск самолетами, и тракторами в соседние районы.
Но самолетами и тракторами оленину не навозишься, дорогое удовольствие. И тогда руководство рыбкоопа придумало, как решить вопрос с излишками оленины и свинины – делать колбасу. Нашли помещение для пищевого цеха при Манильском (Пенжинском) рыбкоопе. Завезли нехитрое оборудование, и стали делать колбасу. Скорее всего, у колбасы было какое-то стандартное название по ГОСТу, но местные жители сразу же назвали ее «Андрющевка».
Вкус у этой колбасы был первоклассный. Те, кто пробовал самодельную оленью колбасу, согласятся, что олений фарш лучше куска оленины. Оленье мясо – волокнистое и довольно сухое, это не лосятина. А вот колбаса из оленины отменная.
«Андрющевка» была нарасхват и сразу затмила скукоженную колбасу с материка, которая была изрядного возраста, тверда и неприступна для зубов и кошелька.
Загвоздка была только в одном – оленья колбаса получалась серая, что вполне объяснимо, ведь изготавливали ее только из мяса с солью и черным перцем. Никаких красителей, добавок и ароматизаторов. Их попросту забыли заказать на «материке».
Колбаса – колбасой, на этом пищевой цех не остановился, там стали делать еще вино то ли из голубики, то ли из жимолости. По малости лет вино я это не пробовала, а взрослые его нахваливали.
Колбасное и винное изобилие продлилось недолго. Следующим летом на пароходе прибыли всяческие пищевые добавки для колбасы, отчего она стала красной и уже не такой вкусной.
А вслед за этими самыми добавками из Петропавловска прилетел проверяющий. Местное начальство умасливало его, как могло, угощало оленьими языками. Но ревизор из областного центра, наверное, был вегетарианцем. Оленьи языки не помогли. Проверяющий нашел какие-то нарушения и закрыл пищевой цех.
Ирина ОСНАЧ.
