21.01.2018 18:35:42 (GMT+12)
В конце минувшего года я работала над главой своей новой повести о Севере, текст то шел, то замирал, я решила отдохнуть, навести порядок на книжных полках. И тут из большой стопки нужных книг – они у меня на отдельной полке, и почти все «северные», – выскользнула книга Александра Смышляева «Популярная история Камчатки от древности до 1917 года».
Я открыла ее, и книга вновь захватила меня, подсказав немало нужных деталей для моего текста. Почему «вновь»? Два года назад я была на Камчатке, прилетела буквально на несколько дней. Конечно же, мы встретились с Александром Смышляевым, и он подарил мне свою «Популярную историю Камчатки…», она была напечатана в 2015 году.
Я начала читать ее в самолете, летевшем в Москву. И буквально через несколько минут аэрофлотовская салфетка была пущена на многочисленные закладки – настолько «вкусной», изобилующей интересными подробностями, оказалась книга. Именно из таких подробностей и возникает полноценная картина жизни Камчатки и камчатцев в то время.
Александр Смышляев – журналист, писатель, автор более двух десятков книг о Камчатке и ее истории, лауреат множества литературных премий. И я горжусь тем, что он – мой коллега (мы вместе работали в камчатской газете «Вести»), и мой земляк по Пенжинскому району. Земляк потому, что долго работал на севере Камчатки, хорошо знает эту суровую и прекрасную землю, радеет за нее.
Это лишь несколько цитат из книги Александра Смышляева. Давайте вместе с героями книги Михаилом Стадухиным поедем на собачках в Аклен (Оклан в моем родном Пенжинском районе), со Степаном Крашенинниковым посеем репу в огороде в Большерецком остроге, изумимся мильковским полотнам из крапивы, выпьем чая в Сероглазке, и познакомимся с финном Отто Эриком, которого пленила черноокая камчадалка.
х х х
О реке Пенжине и Аклене
«Реку Пенжину открыл для русских все тот же неуемный землепроходец Михаил Стадухин зимой 1650-1651 годов и назвал ее по имени своего местного проводника (вожа) Пянжи (Пенжи, Пунжи). Стадухин ходил туда из Анадыря нартовым путем. А 9 февраля 1651 года Михаил Стадухин отправился с Анадыря к Охотскому морю и дошел «на Аклен нартами с великой нужою и бес хлеба на том волоке едва не померли « (3, с. 83). На Аклене (Оклане) казаки столкнулись с воинственными коряками и потеряли в бою семь человек. Но поселение Аклан (Оклан) казаки взяли. Это случилось 5 апреля 1651 года. Поселение казаки превратили в свою базу – острог, где соорудили речные кочи, похоронили еще трех товарищей и в начале лета отправились вниз по Пенжине. Так впервые русские вышли к самой северной оконечности Охотского моря (…)».
х х х
Дачник Степан Крашенинников
Его огород его был в Большерецком остроге, куда студент Степан Петрович Крашенинников, член Академического отряда Второй Камчатской экспедиции прибыл на жительство
«Летом 1738 года он занялся созданием своего первого огорода: «сеял репу, редьку, ячмень, и садил те травы, которые найти мог». Но этот опыт оказался неудачным. Ячмень погиб от заморозков. Горох так и не зацвел. Редька выросла «с большую морковь величиной», а репа «не больше двух дюймов в диаметре». Зато он успел собрать неплохой гербарий камчатских растений. (…)».
5 июня 1739 года Крашенинников продолжил свои огородные опыты. «Как еще снег в огороде не весь сошел, то я талое место в огороде немедленно вскопал и нанавозить велел и ячмень посеял. Редьку посадил июня 6 дня, с июня 8 дня посеял репу да насеял гряду незнаемых семян (…) и между оными были бобы, морковь, огурцы, редька, репа, да на той же гряде посадил горох».
х х х
Наречение Петропавловской гавани
«И только через несколько дней, 6/17 октября (по старому и новому стилю, но есть основания полагать, что это случилось 7/18 октября) 1740 года, в губу пришел «Святой апостол Пётр». Прибывших мореплавателей ожидал уже целый поселок, возведенный на берегу Ниакинской гавани. Из свежих березовых и тополевых бревен были выстроены, «камчатскими служилыми и ясашными иноземцами жилых покоев в одной связе пять, да казарм три, да три ж анбара в два апартамента».
После высадки на берег был совершен молебен, после чего капитан-командор повелел именовать это новое место «гаванью святых апостолов Петра и Павла, как и пакетботы наши именованы».
Так писал об этом участник Второй Камчатской экспедиции, старший офицер пакетбота «Святой апостол Пётр» Свен Ваксель в своей известной книге «Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга».
х х х
«Петропавловская гавань может быть средоточием всей торговли Русско-Американской компании»
«А посланник императора в Японию Резанов изложил свои мысли от камчатских впечатлений в донесении Александру I: «Петропавловская гавань может быть средоточием всей торговли Русско-Американской компании, а особливо когда торг с Японией будет открыт, и сделается важным городом. Я приступил уже здесь к учреждению фактории и предписал охотской конторе нанять 20 человек для постройки здесь магазейнов, производства разных работ и разведения скотоводства, для которого велел выслать и рогатого скота, ибо здесь лугов повсюду весьма изобильно. Я смею, Ваше Императорское Величество, уверить, что Камчатка есть отнюдь не бедная земля, и напротив того нахожу, что сама природа изобилием даров своих приглашает сюда людей к поселению».
х х х
«В Петропавловском порту при доме начальника Камчатки состоит опытной огород под управлением казённого учёного садовника (Ридера – А.С.), который обязан изыскивать все способы к утверждению и распространению в сем холодном крае огородничества и самого хлебопашества. В 1831 году родилось на этом огороде:
- картофеля – 38 четвертей;
- цветной капусты – 150 кочней;
- белой капусты – 500 кочней;
- красной капусты – 200 кочней (…)».
х х х
Мильково: полотно из крапивы
Карл фон Дитмар, естествоиспытатель, чиновник по особым поручениям по горной части при военном губернаторе Камчатки В. С. Завойко:
«Так как лён и конопля здесь не родились, то жители собирали местную, очень высокую крапиву, обрабатывали её для получения волокна, как лён, и затем пряли и ткали из обработанного таким образом материала очень хорошее полотно, которой с выгодой можно было употреблять на бельё. (...) Всё предприятие увенчалось большим успехом и принесло немало выгоды населению: при нашем посещении мы видели немало очень удачных образчиков крапивного полотна, а двум девушкам даже вручили премии, присланные Санкт-Петербургским экономическим обществом».
х х х
Американский журналист и путешественник Джордж Кенан
«Из Тигиля исследователи направились на север, к Пенжинской губе. Наблюдая за коряками, Кенан писал:
«Коряки, вероятно, богатейшие собственники Сибири, а, следовательно, и во всем свете. Многие из стад оленей, виденных нами в северной Камчатке, имели от 8 до 12 тысяч голов; а нам рассказывали, что один богатый коряк, живший в самой средине великой тундры, имел три громадных стада в различных местах, в которых было всего до 30 тысяч голов».
х х х
«В Сероглазке, у казака Пшенникова»
Антон Петрович Сильницкий, исследователь Дальневосточного края, 1896 год:
«Когда я пришел в Сероглазку, то вошел в первую хату. Хозяева только что сели за обед. Считаю нелишним сказать о нем несколько слов. На столе, покрытом скатертью, стояла тарелка с нарезанными ломтиками копченого балыка, перед каждым лежали металлическая ложка и ломтик хлеба. Первое горячее кушанье состояло из прекраснейшей ухи, сваренной из свежепойманной чавычи. После ухи ели тушеную с картофелем утку.
Нужно сказать, что уток в Камчатке необыкновенное множество, и утка, также как и рыба, доступна, безусловно, всякому камчадалу. Как на особенность еды камчадала можно указать, что хлеб у него играет примерно такую же роль, как сахар при чаепитии. Едят, собственно, мясо, рыбу, а хлеб служит приправой. А потому одного или двух пудов муки достаточно для большой семьи на целый месяц.
Пока семья обедала, хозяйка поставила самовар. Я был приглашен в чистую половину, и мне стали подавать чай. Стакан чаю подавался на подносе, на котором, кроме сахарницы и молочника со сливками, стояли две тарелки, одна с белым хлебом, а другая с американскими галетами. После чаю мы в сопровождении хозяина пошли посмотреть его «обзаведение». Тут же, при домике, возделан огород, на котором был засажен картофель, репа, редька, морковь. По словам хозяина, он ежегодно выкапывает до 300 пудов картофеля.
Недалеко от хаты построен шалаш, в котором коптилась рыба.(…)Эти балыки, соленые и несоленые, провисшие в шалаше десять дней, делаются очень вкусны. На берегу бухты, прямо напротив дома, устроены вешала для юколы. В каждом хозяйстве обыкновенно две вешалы – для людской юколы, а другая, большая – для собачьей. (…)
Близ вешал привязаны езжалые собаки. У моего хозяина две нары, то есть 25 собак. Это дает ему возможность зарабатывать за зиму за перевозку купеческих товаров до 200 рублей. Кроме извозного промысла, немаловажным подспорьем служит промысел соболя.
Добыча пяти соболей считается средней. Считая камчатского соболя по 15 рублей, мы имеем, что Пшенников в течение зимы зарабатывает около 300 рублей деньгами. Если принять во внимание, что у него имеется 9 коров, из коих три молочных, что продовольствие у него есть, то нельзя не признать существование моего знакомца обеспеченным.
Остальные обыватели Сероглазки живут точно так же, как и Пшенников».
х х х
«Отто Эрик поставил крест над своим университетским дипломом, женился на понравившейся ему камчадалке»
И еще два персонажа из очерка Антона Петровича Сильницкого, таких, что хоть роман пиши: финн Отто Эрик и американец Северин Карслон:
«Жители села Явино живут зажиточно, как зажиточно живут русские по всей Камчатке. (…)
В Явине, между прочим, очень оригинальный насельник. Это – финляндский уроженец Отто Эрик, тридцати шести лет, кандидат прав Гельсингфорсского университета, живущий в Явине уже восемь лет, и по наружному виду ничем не отличающийся от прочих камчадалов.
Я совершенно не знал о существовании в Явине ученого финляндца, а потому, зайдя случайно в дом Отто Эрика, я был несколько удивлен некоторым комфортном его жилья, а еще того более – полкой с книгами, в числе которых оказались сочинения Шекспира на шведском языке, сочинения Байрона (…).
История Отто Эрика незамысловата: окончивши университет, он за что-то поссорился со своими родственниками и отправился в Америку искать счастья. В то время американские шхуны ходили на Явинские банки промышлять треску, и на одну из таких шхун в качестве простого матроса попал Отто Эрик.
Промышляя треску, он частенько сходил на берег в селение Явино, где его пленила черноокая камчадалка. Отто Эрик поставил крест над своим университетским дипломом, женился на понравившейся ему камчадалке и повел жизнь, ничем не отличающуюся от жизни любого камчадала. Он ходит и соболевать, ходит и на медведя, промышляет дикого оленя, нерпу и рыбу.
Из наносного леса им построен очень хороший, по тем местам, дом. В доме чистота, некоторый комфорт. У Отто имеются две нарты, промышленник он хороший, живет в довольствие, а тому жена подарила ему четверых голубоглазых ребят (…).
х х х
Американец Карлсон променял свою бойкую родину на безлюдную Камчатку
«Тут же, в Явине, живет и американец Карлсон. Он променял свою бойкую родину на безлюдную Камчатку также благодаря чарам здешней камчадалки. (…)
В Ивине мы пробыли часа четыре. Пили у старосты чай, к которому было подано несколько комков свежего масла, несколько крынок с кипяченым молоком. Принесли и творогу, и сметаны, и сливок. Мы, голодные, не только поели до отвала, но и накупили молочной продукции и для кают-компании, накупили столько, сколько могли унести».
Ирина ОСНАЧ.
Я открыла ее, и книга вновь захватила меня, подсказав немало нужных деталей для моего текста. Почему «вновь»? Два года назад я была на Камчатке, прилетела буквально на несколько дней. Конечно же, мы встретились с Александром Смышляевым, и он подарил мне свою «Популярную историю Камчатки…», она была напечатана в 2015 году.
Я начала читать ее в самолете, летевшем в Москву. И буквально через несколько минут аэрофлотовская салфетка была пущена на многочисленные закладки – настолько «вкусной», изобилующей интересными подробностями, оказалась книга. Именно из таких подробностей и возникает полноценная картина жизни Камчатки и камчатцев в то время.
Александр Смышляев – журналист, писатель, автор более двух десятков книг о Камчатке и ее истории, лауреат множества литературных премий. И я горжусь тем, что он – мой коллега (мы вместе работали в камчатской газете «Вести»), и мой земляк по Пенжинскому району. Земляк потому, что долго работал на севере Камчатки, хорошо знает эту суровую и прекрасную землю, радеет за нее.
Это лишь несколько цитат из книги Александра Смышляева. Давайте вместе с героями книги Михаилом Стадухиным поедем на собачках в Аклен (Оклан в моем родном Пенжинском районе), со Степаном Крашенинниковым посеем репу в огороде в Большерецком остроге, изумимся мильковским полотнам из крапивы, выпьем чая в Сероглазке, и познакомимся с финном Отто Эриком, которого пленила черноокая камчадалка.
х х х
О реке Пенжине и Аклене
«Реку Пенжину открыл для русских все тот же неуемный землепроходец Михаил Стадухин зимой 1650-1651 годов и назвал ее по имени своего местного проводника (вожа) Пянжи (Пенжи, Пунжи). Стадухин ходил туда из Анадыря нартовым путем. А 9 февраля 1651 года Михаил Стадухин отправился с Анадыря к Охотскому морю и дошел «на Аклен нартами с великой нужою и бес хлеба на том волоке едва не померли « (3, с. 83). На Аклене (Оклане) казаки столкнулись с воинственными коряками и потеряли в бою семь человек. Но поселение Аклан (Оклан) казаки взяли. Это случилось 5 апреля 1651 года. Поселение казаки превратили в свою базу – острог, где соорудили речные кочи, похоронили еще трех товарищей и в начале лета отправились вниз по Пенжине. Так впервые русские вышли к самой северной оконечности Охотского моря (…)».
х х х
Дачник Степан Крашенинников
Его огород его был в Большерецком остроге, куда студент Степан Петрович Крашенинников, член Академического отряда Второй Камчатской экспедиции прибыл на жительство
«Летом 1738 года он занялся созданием своего первого огорода: «сеял репу, редьку, ячмень, и садил те травы, которые найти мог». Но этот опыт оказался неудачным. Ячмень погиб от заморозков. Горох так и не зацвел. Редька выросла «с большую морковь величиной», а репа «не больше двух дюймов в диаметре». Зато он успел собрать неплохой гербарий камчатских растений. (…)».
5 июня 1739 года Крашенинников продолжил свои огородные опыты. «Как еще снег в огороде не весь сошел, то я талое место в огороде немедленно вскопал и нанавозить велел и ячмень посеял. Редьку посадил июня 6 дня, с июня 8 дня посеял репу да насеял гряду незнаемых семян (…) и между оными были бобы, морковь, огурцы, редька, репа, да на той же гряде посадил горох».
х х х
Наречение Петропавловской гавани
«И только через несколько дней, 6/17 октября (по старому и новому стилю, но есть основания полагать, что это случилось 7/18 октября) 1740 года, в губу пришел «Святой апостол Пётр». Прибывших мореплавателей ожидал уже целый поселок, возведенный на берегу Ниакинской гавани. Из свежих березовых и тополевых бревен были выстроены, «камчатскими служилыми и ясашными иноземцами жилых покоев в одной связе пять, да казарм три, да три ж анбара в два апартамента».
После высадки на берег был совершен молебен, после чего капитан-командор повелел именовать это новое место «гаванью святых апостолов Петра и Павла, как и пакетботы наши именованы».
Так писал об этом участник Второй Камчатской экспедиции, старший офицер пакетбота «Святой апостол Пётр» Свен Ваксель в своей известной книге «Вторая Камчатская экспедиция Витуса Беринга».
х х х
«Петропавловская гавань может быть средоточием всей торговли Русско-Американской компании»
«А посланник императора в Японию Резанов изложил свои мысли от камчатских впечатлений в донесении Александру I: «Петропавловская гавань может быть средоточием всей торговли Русско-Американской компании, а особливо когда торг с Японией будет открыт, и сделается важным городом. Я приступил уже здесь к учреждению фактории и предписал охотской конторе нанять 20 человек для постройки здесь магазейнов, производства разных работ и разведения скотоводства, для которого велел выслать и рогатого скота, ибо здесь лугов повсюду весьма изобильно. Я смею, Ваше Императорское Величество, уверить, что Камчатка есть отнюдь не бедная земля, и напротив того нахожу, что сама природа изобилием даров своих приглашает сюда людей к поселению».
х х х
«В Петропавловском порту при доме начальника Камчатки состоит опытной огород под управлением казённого учёного садовника (Ридера – А.С.), который обязан изыскивать все способы к утверждению и распространению в сем холодном крае огородничества и самого хлебопашества. В 1831 году родилось на этом огороде:
- картофеля – 38 четвертей;
- цветной капусты – 150 кочней;
- белой капусты – 500 кочней;
- красной капусты – 200 кочней (…)».
х х х
Мильково: полотно из крапивы
Карл фон Дитмар, естествоиспытатель, чиновник по особым поручениям по горной части при военном губернаторе Камчатки В. С. Завойко:
«Так как лён и конопля здесь не родились, то жители собирали местную, очень высокую крапиву, обрабатывали её для получения волокна, как лён, и затем пряли и ткали из обработанного таким образом материала очень хорошее полотно, которой с выгодой можно было употреблять на бельё. (...) Всё предприятие увенчалось большим успехом и принесло немало выгоды населению: при нашем посещении мы видели немало очень удачных образчиков крапивного полотна, а двум девушкам даже вручили премии, присланные Санкт-Петербургским экономическим обществом».
х х х
Американский журналист и путешественник Джордж Кенан
«Из Тигиля исследователи направились на север, к Пенжинской губе. Наблюдая за коряками, Кенан писал:
«Коряки, вероятно, богатейшие собственники Сибири, а, следовательно, и во всем свете. Многие из стад оленей, виденных нами в северной Камчатке, имели от 8 до 12 тысяч голов; а нам рассказывали, что один богатый коряк, живший в самой средине великой тундры, имел три громадных стада в различных местах, в которых было всего до 30 тысяч голов».
х х х
«В Сероглазке, у казака Пшенникова»
Антон Петрович Сильницкий, исследователь Дальневосточного края, 1896 год:
«Когда я пришел в Сероглазку, то вошел в первую хату. Хозяева только что сели за обед. Считаю нелишним сказать о нем несколько слов. На столе, покрытом скатертью, стояла тарелка с нарезанными ломтиками копченого балыка, перед каждым лежали металлическая ложка и ломтик хлеба. Первое горячее кушанье состояло из прекраснейшей ухи, сваренной из свежепойманной чавычи. После ухи ели тушеную с картофелем утку.
Нужно сказать, что уток в Камчатке необыкновенное множество, и утка, также как и рыба, доступна, безусловно, всякому камчадалу. Как на особенность еды камчадала можно указать, что хлеб у него играет примерно такую же роль, как сахар при чаепитии. Едят, собственно, мясо, рыбу, а хлеб служит приправой. А потому одного или двух пудов муки достаточно для большой семьи на целый месяц.
Пока семья обедала, хозяйка поставила самовар. Я был приглашен в чистую половину, и мне стали подавать чай. Стакан чаю подавался на подносе, на котором, кроме сахарницы и молочника со сливками, стояли две тарелки, одна с белым хлебом, а другая с американскими галетами. После чаю мы в сопровождении хозяина пошли посмотреть его «обзаведение». Тут же, при домике, возделан огород, на котором был засажен картофель, репа, редька, морковь. По словам хозяина, он ежегодно выкапывает до 300 пудов картофеля.
Недалеко от хаты построен шалаш, в котором коптилась рыба.(…)Эти балыки, соленые и несоленые, провисшие в шалаше десять дней, делаются очень вкусны. На берегу бухты, прямо напротив дома, устроены вешала для юколы. В каждом хозяйстве обыкновенно две вешалы – для людской юколы, а другая, большая – для собачьей. (…)
Близ вешал привязаны езжалые собаки. У моего хозяина две нары, то есть 25 собак. Это дает ему возможность зарабатывать за зиму за перевозку купеческих товаров до 200 рублей. Кроме извозного промысла, немаловажным подспорьем служит промысел соболя.
Добыча пяти соболей считается средней. Считая камчатского соболя по 15 рублей, мы имеем, что Пшенников в течение зимы зарабатывает около 300 рублей деньгами. Если принять во внимание, что у него имеется 9 коров, из коих три молочных, что продовольствие у него есть, то нельзя не признать существование моего знакомца обеспеченным.
Остальные обыватели Сероглазки живут точно так же, как и Пшенников».
х х х
«Отто Эрик поставил крест над своим университетским дипломом, женился на понравившейся ему камчадалке»
И еще два персонажа из очерка Антона Петровича Сильницкого, таких, что хоть роман пиши: финн Отто Эрик и американец Северин Карслон:
«Жители села Явино живут зажиточно, как зажиточно живут русские по всей Камчатке. (…)
В Явине, между прочим, очень оригинальный насельник. Это – финляндский уроженец Отто Эрик, тридцати шести лет, кандидат прав Гельсингфорсского университета, живущий в Явине уже восемь лет, и по наружному виду ничем не отличающийся от прочих камчадалов.
Я совершенно не знал о существовании в Явине ученого финляндца, а потому, зайдя случайно в дом Отто Эрика, я был несколько удивлен некоторым комфортном его жилья, а еще того более – полкой с книгами, в числе которых оказались сочинения Шекспира на шведском языке, сочинения Байрона (…).
История Отто Эрика незамысловата: окончивши университет, он за что-то поссорился со своими родственниками и отправился в Америку искать счастья. В то время американские шхуны ходили на Явинские банки промышлять треску, и на одну из таких шхун в качестве простого матроса попал Отто Эрик.
Промышляя треску, он частенько сходил на берег в селение Явино, где его пленила черноокая камчадалка. Отто Эрик поставил крест над своим университетским дипломом, женился на понравившейся ему камчадалке и повел жизнь, ничем не отличающуюся от жизни любого камчадала. Он ходит и соболевать, ходит и на медведя, промышляет дикого оленя, нерпу и рыбу.
Из наносного леса им построен очень хороший, по тем местам, дом. В доме чистота, некоторый комфорт. У Отто имеются две нарты, промышленник он хороший, живет в довольствие, а тому жена подарила ему четверых голубоглазых ребят (…).
х х х
Американец Карлсон променял свою бойкую родину на безлюдную Камчатку
«Тут же, в Явине, живет и американец Карлсон. Он променял свою бойкую родину на безлюдную Камчатку также благодаря чарам здешней камчадалки. (…)
В Ивине мы пробыли часа четыре. Пили у старосты чай, к которому было подано несколько комков свежего масла, несколько крынок с кипяченым молоком. Принесли и творогу, и сметаны, и сливок. Мы, голодные, не только поели до отвала, но и накупили молочной продукции и для кают-компании, накупили столько, сколько могли унести».
Ирина ОСНАЧ.
