10.01.2018 14:19:02 (GMT+12)
Новогодний чай. Такой чай особенно хорош тем, кто на праздники с лимоновкой перебрал (отличный, кстати, получился напиток, впервые сделала – водка, сок лимона и мед, немного цедры и дать настояться).
Хорош он тем, что с кислинкой: шиповник, молодые сосновые побеги, японская айва и чуть-чуть березовых сережек с желтой пыльцой, несколько кленовых молодых листочков.
Чай – желтый, почти янтарный, с кислинкой айвы, и запахом сосны.
х х х
Помните такую песню, ее пел Александр Абдулов:
«С первого по тринадцатое нашего января
Сами собой набираются старые номера»?
Есть там и такие строки:
«Я закопал шампанское под снегопад в саду
Выйдем с тобою с опаскою, вдруг его не найду».
Когда их слышу, а нынче эта песня вновь стала популярной, вспоминаю свадьбу приятельницы. Было это в те времена на Камчатке, когда жениху и невесте давали талоны, по которым в салоне для новобрачных можно было купить приличные туфли, костюм жениху, отрез ткани для платья невесте…
Прилагался и еще один заветный талон – на спиртное, уж и не помню, в каком количестве.
Приятельница Маша выходила замуж перед Старым Новым годом. Сняли несколько комнат в пансионате в Паратунке, друзья привезли для шашлыков огромный кусок свинины из Милькова.
Прибыло и спиртное, выкупленное по талонам. Игорь, который его привез, поставил ящик с бутылками в снег под окном – «для интриги, и чтобы охладить». Сам же выпил рюмку-другую-третью, его сморило, и он заснул где-то в углу.
Гости опустошили те несколько бутылок, что были на столе, а продолжать банкет оказалось нечем: никто не знал, где находится ящик. Не нашли и Игоря.
Делать нечего, сделали морс из мороженой брусники.
Утром Игорь проснулся и повел к заветному месту. И обнаружил огромные сугробы – ночью выпал снег, бульдозер чистил дорогу и сгреб все на обочину, под окна пансионата.
Интрига удалась. Откапывали ящик до обеда. Потом Игорь хвастался:
«Какая ледяная! И холодильник не нужен! У нас свои холодильники, в сугробах!»х х х
– Я работал в патрульно-постовой службе, пошел туда после армии. В одной аварии сильно машина разбилась, водитель, взрослый мужчина, умирал, это понятно было. Мы ждали Скорую… вечер, пробки, грязный снег, и на этом замызганном снегу – темные пятна крови.
Мужчина этот мне повторял: «Скажи моему сыну, что я его люблю! Скажи моему сыну! Мы поругались, я орал на него. Скажи ему, что я его люблю!»
Его надо было успокоить, он начал кричать, Скорой все нет, и я ему рассказывал, что все будет хорошо, его привезут в больницу, сделают операцию, и утром к нему придет сын.
«Скажи моему сыну, что я его люблю!»
«Вот сам ему и скажешь, когда он к тебе придет завтра утром!»
Сын умер раньше, в момент удара, его потом вырезали из машины. Кто знает, может, они разбились потому, что поругались.
Приехала Скорая, я отошел к ограждению на трассе. И поднялся. Как? Очень легко и быстро – вверх. Я и до этого смерть видел, но взлетел только тогда…
Внизу – машина разбитая, люди, дома вдоль дороги. Вот что я тогда увидел…
Дорожный Ангел рассказывает, а я вижу это так, будто сама стою на обочине. Ночь, грязь, авария, умирающий мужчина, который все бормочет и бормочет про сына.
Парень из патрульно-постовой службы слушает его, кивает, врет про то, что сын жив… а потом отходит в сторону на пару шагов, достает сигареты, ищет и никак не может нащупать зажигалку. Смотрит, как в Скорую грузят носилки с отцом, хлопает себя по карману…
И взлетает, сам того не замечая. Легко и быстро. И не удивляется – будто всю жизнь летал. Внизу – разбитая машина, Cкорая, люди. И уже не хочется курить.
х х х
И вдруг во вторник, когда все праздники и подарки закончились, начинается рассвет.
Рассвет и рассвет, мало ли их было в декабре-январе? Что день, что ночь, фонари и люстры – наши главные светильники жизни. Праздники закончились, пора приниматься за работу, и не забыть зайти в обувную мастерскую и подбить каблук, и как бы дожить до аванса...
А этот рассвет во вторник вдруг начинается солнцем, которое поднимается на небо, и светит так, что посмотришь на него, и забываешь и про брешь в кошельке, и про каблук. Едешь к метро, щуришься на солнце и улыбаешься самой что ни есть дурацкой счастливой улыбкой.
Ирина ОСНАЧ.
Хорош он тем, что с кислинкой: шиповник, молодые сосновые побеги, японская айва и чуть-чуть березовых сережек с желтой пыльцой, несколько кленовых молодых листочков.
Чай – желтый, почти янтарный, с кислинкой айвы, и запахом сосны.
х х х
Помните такую песню, ее пел Александр Абдулов:
«С первого по тринадцатое нашего января
Сами собой набираются старые номера»?
Есть там и такие строки:
«Я закопал шампанское под снегопад в саду
Выйдем с тобою с опаскою, вдруг его не найду».
Когда их слышу, а нынче эта песня вновь стала популярной, вспоминаю свадьбу приятельницы. Было это в те времена на Камчатке, когда жениху и невесте давали талоны, по которым в салоне для новобрачных можно было купить приличные туфли, костюм жениху, отрез ткани для платья невесте…
Прилагался и еще один заветный талон – на спиртное, уж и не помню, в каком количестве.
Приятельница Маша выходила замуж перед Старым Новым годом. Сняли несколько комнат в пансионате в Паратунке, друзья привезли для шашлыков огромный кусок свинины из Милькова.
Прибыло и спиртное, выкупленное по талонам. Игорь, который его привез, поставил ящик с бутылками в снег под окном – «для интриги, и чтобы охладить». Сам же выпил рюмку-другую-третью, его сморило, и он заснул где-то в углу.
Гости опустошили те несколько бутылок, что были на столе, а продолжать банкет оказалось нечем: никто не знал, где находится ящик. Не нашли и Игоря.
Делать нечего, сделали морс из мороженой брусники.
Утром Игорь проснулся и повел к заветному месту. И обнаружил огромные сугробы – ночью выпал снег, бульдозер чистил дорогу и сгреб все на обочину, под окна пансионата.
Интрига удалась. Откапывали ящик до обеда. Потом Игорь хвастался:
«Какая ледяная! И холодильник не нужен! У нас свои холодильники, в сугробах!»х х х
– Я работал в патрульно-постовой службе, пошел туда после армии. В одной аварии сильно машина разбилась, водитель, взрослый мужчина, умирал, это понятно было. Мы ждали Скорую… вечер, пробки, грязный снег, и на этом замызганном снегу – темные пятна крови.
Мужчина этот мне повторял: «Скажи моему сыну, что я его люблю! Скажи моему сыну! Мы поругались, я орал на него. Скажи ему, что я его люблю!»
Его надо было успокоить, он начал кричать, Скорой все нет, и я ему рассказывал, что все будет хорошо, его привезут в больницу, сделают операцию, и утром к нему придет сын.
«Скажи моему сыну, что я его люблю!»
«Вот сам ему и скажешь, когда он к тебе придет завтра утром!»
Сын умер раньше, в момент удара, его потом вырезали из машины. Кто знает, может, они разбились потому, что поругались.
Приехала Скорая, я отошел к ограждению на трассе. И поднялся. Как? Очень легко и быстро – вверх. Я и до этого смерть видел, но взлетел только тогда…
Внизу – машина разбитая, люди, дома вдоль дороги. Вот что я тогда увидел…
Дорожный Ангел рассказывает, а я вижу это так, будто сама стою на обочине. Ночь, грязь, авария, умирающий мужчина, который все бормочет и бормочет про сына.
Парень из патрульно-постовой службы слушает его, кивает, врет про то, что сын жив… а потом отходит в сторону на пару шагов, достает сигареты, ищет и никак не может нащупать зажигалку. Смотрит, как в Скорую грузят носилки с отцом, хлопает себя по карману…
И взлетает, сам того не замечая. Легко и быстро. И не удивляется – будто всю жизнь летал. Внизу – разбитая машина, Cкорая, люди. И уже не хочется курить.
х х х
И вдруг во вторник, когда все праздники и подарки закончились, начинается рассвет.
Рассвет и рассвет, мало ли их было в декабре-январе? Что день, что ночь, фонари и люстры – наши главные светильники жизни. Праздники закончились, пора приниматься за работу, и не забыть зайти в обувную мастерскую и подбить каблук, и как бы дожить до аванса...
А этот рассвет во вторник вдруг начинается солнцем, которое поднимается на небо, и светит так, что посмотришь на него, и забываешь и про брешь в кошельке, и про каблук. Едешь к метро, щуришься на солнце и улыбаешься самой что ни есть дурацкой счастливой улыбкой.
Ирина ОСНАЧ.
