Цинтун

04.02.2018 21:55:53 (GMT+12)

Цинтун
– Яблочки моченые, попробуйте! А это чатни, сама готовила из груш, Олежек любит груши, посадил дули в саду, уже не знаем, куда девать. Съездили на Шри Ланку, попробовали там чатни, я и думаю – вот чем можно мужа удивить! – тараторит хозяйка дома, предлагая мне разносолы.

Олега удивить трудно. У него поместье в Подмосковье: конюшня, поле для гольфа, бассейн, птичник, фруктовый сад и огороды с теплицами. И в получасе езды на машине – завод, который по размерам и доходам «свечным» не назовешь.
С Олегом (я почтительно называю его по имени-отчеству, Олег Филиппович) мы познакомились в 90-е на Камчатке. У него было небольшое рыбопромысловое предприятие, да потом его выжили. И он с Камчатки исчез.
Прошло немало лет, я беру интервью у главы подмосковного района, в кабинет к нему заходит худощавый мужчина, меня знакомят… а знакомиться-то и не нужно. Оказывается, мой камчатский знакомец перебрался на Чукотку, там дела у него пошли гораздо успешнее, чем на Камчатке. Спустя какое-то время Олег сколотил капитал, бросил северные края и обосновался в Подмосковье.

– Да вы попробуйте, попробуйте! В Москве таких яблок моченых не сыщешь!
Я киваю, моченые яблоки – чудо! Потом хозяйка переходит к пирогу, и чаю с травами, и меду, и вишневому варенью… О делах мы не говорим ни сегодня, ни завтра, и я уезжаю в недоумении.

Спустя месяц Олег Филиппович назначает встречу в ресторане в центре Москвы
Полдесятого утра, воскресенье. Олег Филиппович завтракал плотно, я пила чай с жасмином.
– Совсем забыл, я еще палтус закажу, здесь его хорошо готовят! – вспомнил он. Помолчал. Ему принесли палтус. А мне еще чая.

– Палтус здесь вкусный, – повторил он. – Сколько я его в свое время съел, и не думал, что это деликатес. А крабов мы знаешь, как готовили? Тех крабов, что между рыбой попадаются, на них квоты нет, их выкидывать надо в море. А зачем выкидывать такое добро? Мы их в бочки кидали, как в бочку накидаем, шланг туда с горячей водой.
Глаза бы их не видели – за три месяца в океане… Я раз полгода был, думал свихнусь. Ушел на мелкие суда, там и зарабатывать стал, на маломерках браконьерничать хорошо…
А палтус, треска – вот треску считают рыбой так себе, а уж митьку, минтая то есть – ни рыбой, ни мясом. А ты знаешь, что самое вкусное я в своей жизни ел? Ну да, бабушкины пирожки когда-то, про бабушку я тебе потом расскажу… А еще – печень и филе минтая – консервы такие самопальные, в большой железной селедочной банке. Только вместо селедки – минтай, ряд минтая, ряд печени… Да еще в собственном соку, с лавровым листом, да с черным горошком!
– Вы рыбаком были?
– Рыбообработчиком! Во Владике на плавбазах, пока ума не набрался, романтики не нахлебался и на маломерки не ушел.
Ну, давай к делу перейдем.
Я недавно в Мадриде познакомился с одним человеком. Из эмигрантов, его дед еще до войны уехал из Советского Союза. Как – непонятно. Ускользнул. По-русски хорошо говорит, молодец.
Приглянулся он мне, вечером посидели хорошо. Эмигрант эмигрантом, а две бутылки пшеничной сам уговорил! У меня здоровье уже не то, утром глаза продираю, а он ко мне стучится – из бассейна, бодрый, очками поблескивает. Пошли, говорит, чай-кофе пить и овсянку есть.

Вот он мне за овсянкой и говорит:
– Слушал я тебя вчера, много интересно услышал, но все вперемешку. Тебе, говорит, надо имидж делать.
– Уже сделал! – говорю. – Специально в свое время консультантов нанимал по одежде, по манерам…
– Тут другое. Металл уже благородный, говорит, но теперь нужна патина.
И давай мне лекцию читать про патину, мол, это благородная ржавчина, и не просто ржавчина, а еще и с радужным отливом. А то, что с тобой было в жизни, говорит, это цинтун…
– Что? – не поняла я.
– Это в Китае так называли зеленую бронзу, древние китайцы всякие украшения из бронзы в сырую землю закапывали, чтобы они позеленели. А еще, говорит, бронза патиной покрывается, когда ее в горячее масло погружают или закаливают в медных опилках. Вот это с тобой и было. Огонь и воду, как у нас говорят, прошел. Теперь медные трубы нужны. И не простые – с патиной.

Много он мне чего наговорил. И про книжку сказал. Книга нужна – отрывки из жизни, но не все подряд, а со смыслом. И не просто из жизни, а с размышлениями.
И спрашивает меня:
– Ты когда рыбу ловил, смену заканчивал, на океан смотрел, на небо, – о чем думал?
– Жрать и спать!
– Это в жизни. А в книжке – посмотрел на небо, какое оно, подумал о том, что добьешься своего, и уже потом пошел спать. Чтобы встать и опять работать…

– Возьмешься?
Я и не поняла, что Олег уже меня спрашивает.
– Мне скоро в Китай лететь, наговорю в самолете в диктофон и наброски пришлю. Лететь долго. К Новому году напишем?
– Напишем, – осторожно сказала я.
– К Новому году чтобы напечатать, хочу к Новому году подарок такой сделать партнерам, соседям, у меня соседи знаешь, какие люди. Ничем их не удивишь. А тут – книга! Весь год писал, и к Новому году – пожалуйста!
В самолете наговорю, как прилечу – тебе скину, вот и основа! Поправишь, подкорректируешь, и будет книга! Я тебе пирожные заказал, сказал, чтобы упаковали. Возьми. Помнишь, как у Штирлица? Когда этот, провокатор, говорит – достаньте мне сардины, Штирлиц! Они нужны мне для мозга. А Штирлиц – я вам ящик достану! Ха-ха!

Я вышла на Тверскую с коробочкой, перевязанной красивой синей лентой, посмотрела, как Олег сел в машину, и пошла во дворик музея современной истории России. Некогда в особняке, где сейчас музей, был Московский Английский клуб, потом Историко-революционный музей Москвы, потом Историко-революционный музей, потом Центральный музей революции СССР… Во дворике музея напротив танка, наверное, еще 30-х годов прошлого века, пышно цвели ухоженные розовые кусты. И они не мешали друг другу – танк и розы.

«Записал, что вспомнил» – Олег прислал мне аудиозапись, в которой монотонным голосом рассказывал, кем работали его родители, потом дошел и до своего рождения.
«Я родился под Курском, в селе, куда мать приехала к моей бабке. Позвали подругу бабки, она меня и приняла. Никакого фельдшера в селе не было.
Родители мои тогда работали на заводе в Курске. Но потом переехали на Украину, в небольшой шахтерский городок. Иногда отвозили меня к бабке. Она жила одна и была очень сильная…»
Олег Филиппович сделал паузу и добавил: «Сильная духом. Бабку звали Акулина. Очень любила чистоту и порядок. И на все у нее было собственное мнение. Когда она болела, говорила сама себе: «Акулина, вставай!»
Бабушка пекла для меня пирожки, я их хватал горячими. Помню, что бабушка не ругала меня, а смеялась».
«Еще она пекла рыбные пироги. Не помню, из какой рыбы, из щуки, наверное. Рядом река была, и бабушка сама рыбу ловила. Наверное, из щуки. Я когда поменьше был, она меня все пугала щуками, что страшные и большие водятся, чтобы с мальчишками далеко в реку не забирался. Я плавал плохо… Кто знал, что потом столько морей увижу, Тихий океан…
Чистоту любила. И в доме, и во дворе. До сих пор помню ее банки… Банки для огурцов, всякого соления, их тогда берегли, если угощали городскую родню, привозили банку солений, потом банку отдавали…
Помню – подходишь к дому бабушки – а на заборе сушатся банки, искрятся на солнце, вымытые до блеска крапивой».
«Я помню родителей молодыми – у нас гости, шумно, весело, отец шутит, пьет. Пил он много. И бил мать. Когда я вырос, лет четырнадцать было, схватил его за руку и сказал – больше не будешь!
Я шуплый был, да и ростом не очень, но мать он больше не бил.
И почти сразу стал седым и в морщинах. А мать давно уже была грустная и седая.
Мать умерла недавно, а отец – раньше. Я хотел ему «Жигули» купить, но не мог. У него были «Жигули», но десять метров едет, потом два часа ремонтируешь. А когда смог – он уже умер.
В городке все пили. Работали и пили. Еще дрались. Если сильно – судили, в тюрьме сидели. Возвращались, опять пили…»

Олег Филиппович помолчал, потом продолжил:
«Поехать в большой город, Донецк, было событием. В Донецке мало кто был. А в Киеве – только мы с мамой, поехали на новогодние каникулы. Какая же она была…»
Какая – не сказал. И вдруг добавил неожиданно для меня:
«В этой жизни есть всё…»

В этой жизни есть всё – «Акулина, вставай!», Камчатка, обида за мать, розы, танки, горячие пирожки, груши, которые растут в саду, английский клуб, книга про Олега, владельца «заводов, газет, пароходов». Цинтун, одним словом.

Ирина ОСНАЧ.

Делитесь новостями Камчатки
в социальных сетях: